«Не убивай» (Исх 20,13)
Самой «легкой» я называю эту заповедь потому, что большинство людей уверено: уж ее-то я выполнил, — и одновременно, что эта заповедь — самая важная.
Действительно, с нашей точки зрения нет хуже греха, нет хуже преступления, чем убийство, и если нас Бог миловал и убийства мы не совершали, то это каким-то странным образом оправдывает нас в наших глазах в нарушении всего остального. Сколько раз нам всем приходилось слышать — а то и говорить! — «А что я сделал? Я ведь никого не убил!»
Подразумевается тем самым, что Богу и наказывать-то меня не за что, и все мои беды и несчастья нелепы, неоправданны, несправедливы. Да, мне случалось согрешить, у меня, как и у всех, имеются определенные недостатки, но главного-то, самого ужасного я не совершал! — и потому этот путь к оправданию кажется мне самым легким.
В таком представлении содержится сразу три заблуждения, и мы сейчас их разберем.
Первое заблуждение — что эта заповедь самая важная. Считая так, мы исходим, с одной стороны, из естественных человеческих чувств, а с другой — из гражданского законодательства.
Убийство возмущает наши чувства больше других грехов и преступлений, а человеческий закон его карает с наибольшей суровостью (советский, правда, с не меньшей, а то и с большей суровостью карал посягательства на «социалистическую собственность»).
Но мы не имеем ни малейшего права и основания переносить наши естественные суждения и оценки с человеческого плана на план Божий. «Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь» (Ис 55,8).
Нам трудно, просто невозможно себе представить, чтобы такое чудовищное, вопиющее преступление, как убийство, могло оказаться равноценным такому пустяку, как необдуманная божба или пренебрежение воскресным богослужением.
Бог, однако, видит человека не в один какой-то момент его жизни, но во всей совокупности его существования, Он видит не просто один какой-то единичный факт, поступок, но и все последствия, какими этот поступок отразится на всей его жизни — и в вечности.
Важен не столько сам поступок, сколько то расположение, состояние души, которое к нему приводит, ибо Бог «судит помышления и намерения сердечные» (Евр 4,12). Раскаявшийся убийца может спастись; нераскаявшийся сквернослов или лентяй — погибнуть.
Да и просто — убивший человека без намерения, по неосторожности, пусть даже преступной, быть может, совершает меньший грех, нежели злонамеренный ругатель — для первых в Моисеевом законе предусмотрены специальные места-убежища (ср. Втор 4,12; 19,4), для вторых же никаких смягчений не имеется, напротив, сказано: «Кто злословит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти» (Исх 21,17).
Поэтому очень опасно, губительно, делить заповеди на более и менее важные.
Второе заблуждение — что большинство из нас, собственно, все обычные, нормальные, порядочные люди от этого греха свободны. Здесь, однако, достаточно напомнить слова Нагорной проповеди: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф 5,22).
При таком подходе немного останется среди нас неподсудных. Но даже если спуститься с горы и посмотреть на вещи простым человеческим взором, незамутненным тем разгулом эгоизма, какой царит сегодня в мире под видом «гуманизма», то какое нам откроется чудовищное зрелище!
Я имею в виду аборты, то есть убийства нерожденных детей — это гнусное преступление, несмываемое пятно на современной цивилизации, которым заражены уже почти все страны, считавшиеся когда-то христианскими, а для остального мира считающиеся христианскими и по сей день!
Аборты совершаются в мире десятками миллионов ежегодно, подумать только, десятки миллионов убийств, и в каждом из них повинен, как правило, не один человек, а множество! Не только несчастная мать-убийца, но и, чаще всего, ее муж или «партнер», ее близкие, нередко — родители, ближайшие подруги, наконец, врачи и весь персонал так называемых «медицинских» учреждений, где совершаются эти убийства! А еще — законодатели, сделавшие эту позорную процедуру убийства легальной и доступной!
На каждый трупик убитого ребенка — пять-шесть убийц! На пятьдесят миллионов убитых младенцев в год — триста миллионов их убийц; за десять лет — три миллиарда; за двадцать — шесть миллиардов, все население нашей планеты! И это не фигуральная цифра, к этим убийствам действительно причастны мы все, хотя бы попустительством, хотя бы равнодушием!
Аборты, как и другие преступления, бывали всегда, но таких поистине «промышленных» масштабов не знала ни одна эпоха, это сугубо наша с вами «заслуга»!
Да, на доведенную до отчаяния женщину общественное мнение не подействует, а вот на законодателей оно подействует, и еще как, но вся беда в том, что в этом вопросе общество как раз на их стороне! Большинство — и при том именно в развитых, «цивилизованных» странах — уверено, что право на убийство собственного ребенка — неотъемлемое право каждой женщины.
«Нежеланный» младенец и вправду способен осложнить жизнь своей матери, но ведь и взрослые дети способны осложнить жизнь своих родителей, и еще как! — так что же, их убивать?
А посторонние разве редко осложняют нам жизнь? И что прикажете с ними делать?
Ведь нелепость получается: взрослого разумного человека, который намеренно и сознательно отравляет нам существование, убивать нельзя, преступно, за это накажут, а несчастного беспомощного младенца, вся вина которого в том, что он пришел в этот мир, да не по своей воле, а по воле либо, скорее, по безволию той самой матери, которой теперь мешает, убивать можно, законно? — Нет, мир поистине обезумел, и куда там до нас Содому и Гоморре! А мы еще спрашиваем, откуда беды, наводнения, землетрясения, теракты? — Подождем, посмотрим, то ли еще будет!
И как омерзительно выглядят рассуждения ученых мужей, медиков-философов, с какого момента человека — в их устах это «человеческий зародыш», ежели по-научному, то «фетус», — следует считать уже состоявшимся полноценным человеком, которого убивать, выходит, нельзя, а до какого — не считать, и убивать которого, стало быть, можно?
Что же так скромно — шесть недель после зачатия, двенадцать, восемнадцать! Чего там?
Разве младенца в первые недели после рождения можно считать уже состоявшимся человеком? — Он же только и может, что пищать, сосать, писать и какать! Подумаешь, там ручки-ножки-глазки! У двенадцатинедельного плода в утробе — самый «абортивный» возраст — тоже ведь и ручки, и ножки — все на месте! Кто видел фотографии, тот знает. А кто видел не только фотографии, тот знает еще лучше…
Так если мы человека за шесть месяцев до родов за человека не признаем, так может — и через шесть месяцев после родов рановато? А через шесть лет? Ну какой он, по сути, человек? — ни знаний, ни умений, ни ответственности!
А четырнадцати-шестнадцатилетнего, «тинэйджера» по-новомодному, его как? Ведь в этом возрасте они почти все сплошь придурки! — одни танцульки да тусовки на уме! А как раскрашены, да еще с кольцами в носу, разве это люди? Так может и этих, того, если они родителям (или кому еще) жить мешают?
И когда вообще, по сути, человеческое существо можно признать безусловно полноценным, состоявшимся человеком, имеющим право на всю полноту защиты закона? Не следует ли ввести определенный экзамен, «на статус», так сказать? Или же просто считать выдержавшими такой экзамен только тех, кто достиг определенного уровня образования, благосостояния, общественного положения?.. — У вас не возникает ощущения, что исподволь нас, собственно, к этому и ведут? Особенно если вспомнить, что с другого края жизни наползает эвтаназия…
Но даже это еще не все.
Я могу по мере сил честно противиться абортам, я могу прикладывать героические усилия к тому, чтобы сдерживать свой гнев и искоренять ненависть, и мне даже может в этом сопутствовать определенный успех, но значит ли это, что я могу быть совершенно спокоен на свой счет и добросовестно считать пятую заповедь — «Не убивай» — легкой?
«Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор 10,12).
Это относится, собственно, ко всем заповедям. Только Богу может быть известно, сколько раз Он отводил от нас искушения, оберегал нас от гибельных оказий, предохранял от роковых поступков… И только Бог, видящий нашу жизнь всю целиком, от зачатия и до вечности, знает, какие еще ловушки и опасности ждут нас впереди…
Вы думали, что больше всех убийств на свете совершают киллеры? — Вовсе нет, мы только что убедились, что матери.
+ М
|